Андрей Белянин
Летучий корабль
…Петушиный крик раздался как-то осторожно и приглушенно. Я уже полчаса сидел у подоконника в трусах и майке, держа под рукой два вязаных тапочка на манер австралийских бумерангов. И он, гад, знал, что я сижу в засаде… Поэтому на тын взлететь опасался, а из-за тына кукареканье не получалось таким уж душевно-забористым. Наконец он вытянул шею – ненавистная башка со свисающим набок гребешком показалась в поле моего зрения.
– Ку-ка-а-уп! – Тапок просвистел в миллиметре от распахнутого клюва.
Пернатый злодей вновь нырнул в укрытие, явно готовя повторную диверсию. Выбора нет – или я его выдрессирую, или он меня своими побудками доведет до членовредительства. За забором раздалось неуверенное кудахтанье и какая-то возня. Я выпрямился в полный рост, размахнулся от плеча и… Когда из- за тына поднялся доверчиво улыбающийся Митька с петухом в руках – метко брошенный тапок угодил ему прямо в лоб! Наглый петух мгновенно вырвался на свободу и, вспорхнув на забор, обложил своим кукареканьем нас обоих как хотел…
Утро началось несахарно…
– Никитушка, ты, что ли, встал уже, сокол ясный?
Это Яга, моя домохозяйка, одновременно и кухарка, и прачка, и уборщица, и штатный специалист, – эксперт по части криминалистики. Бабуля – бесценна, она старейший и уважаемый сотрудник нашего отделения, мы на нее Богу молимся. Снизу из-за забора вновь высунулся Митька, приветственно помахивая мне двумя подобранными тапками. Дмитрий Лобов, двухаршинный улыбчивый паренек, приставленный к отделению из соображений воспитательного плана. У себя в Подберезовке он оказался абсолютно неприспособлен к размеренному крестьянскому труду по причине немереной силы, недалекого ума и неиссякаемого творческого энтузиазма. Лично я его раз десять увольнял… Яга заступалась, лоботряса брали обратно с очередным испытательным сроком, в конце концов он у нас так и прижился. Ну а я, младший лейтенант московской милиции Никита Ивашов, как вы понимаете, осуществляю в родном Лукошкине функции начальника отделения. Почему родном? Знаете, я здесь уже полгода и первое время только и думал, как вернуться обратно в свой мир. Не то чтобы здесь так уж плохо… Милицейская служба востребована во все времена, даже при царе Горохе, тем более что царь у нас деятельный и работать при нем интересно. Но домой все же тянуло страшно. Потом одно дело, второе, третье, кражи мелкие, профилактические операции, общественно-разъяснительная деятельность, как-то отвлекся… А уж когда ухнуло памятное дело о перстне с хризопразом – тогда и стало ясно, где моя настоящая родина. Не в далекой, затерянной в будущем коммерческой Москве конца двадцатого столетия, а в небольшом городке Лукошкино, в древней полусказочной Руси, где простому народу без защиты родной милиции ну никак…
– Доброе утро, бабушка! – К завтраку я обычно спускался вниз в горницу при полном параде, только что без фуражки и кителя. В праздничных кафтанах того времени я и чувствовал себя неуютно и выглядел как Иван – кулацкий сын.
– Доброе утро, Никитушка, – приветливо улыбнулась Яга. Выпирающие желтые клыки делали ее оскал особенно запоминающимся. – А я уж сама наверх идти хотела, тебя будить. Давай-ка к столу, пока кашка гречневая на молоке да меде остыть не успела.
– Уже сел, а вы что ж?
– Да я-то старуха, я запахами из печи сыта бываю… А ты садись – кушай, моего слова слушай. Буду говорить речи важные, неказенные, небумажные. Только ты ешь-наедайся, а моего совета не чурайся…
– Бабуля, да вы ж тут прямо стихами и чешете! – искренне удивился я. – У нас что, сегодня утренник народного фольклора?
– Не сбивай, Никита! О серьезном деле с тобой говорю, потому и слова такие. Не всякому зверю берлога – кому и нора, не всякой птице болото – кому и гора. Так и не всякому молодцу – холостяцтво к лицу.
– Ум… н… упс! – Я едва не поперхнулся горячей кашей. – Бабуля, предупреждать же надо!
– А поделом тебе, ешь да не оговаривайся! – невозмутимо продолжала Яга, уставясь на меня самым строгим взглядом. – Сказано ведь, ровно голубю – без голубицы, добру коню – без кобылицы, так и храброму молодцу без души-девицы не житье – срам один!
– Между прочим, в законодательстве некоторых стран подобные провокационные разговоры могут классифицироваться как давление на сотрудника правоохранительных органов.
– Никитушка, милый, да не давлю я на тебя, не давлю! А только люди говорят всякое… Дескать, что-то, видать, не так у нашего участкового – в церковь не ходит, на красных девок не заглядывается, с дружками не бражничает, по праздникам забавами молодецкими не тешится.
– Знаю я их забавы – кулачные бои стенка на стенку да за сапогами на столб лазить! Бабуль, ну вы представляете, чтоб работник милиции ради забавы молодецкой по воскресеньям народу носы квасил?! И в церковь я хожу! Два раза ходил уже… Беседовал с отцом Кондратом по поводу пьянок в его церковном хоре. А насчет бражничанья… так нас Горох на той неделе, помните, как накачал? Я ж верхом на Митьке до отделения добирался, благо, он как поддаст – милицейскую сирену очень уж старательно изображает. Чем я им еще не угодил?
– Про девок красных забыл…
– Это сестры Малаховы с соседней улицы? Эти – красные, слов нет! Каждый вечер фланируют строем под окнами отделения, семечки плюют на метр против ветра, а у самих лица такие кра-а-асные…
– Так то румянец девичий, от смущения, – доходчиво пояснила Яга, но я был непреклонен:
– Бабуля, давайте прекратим прения и дружно перейдем к чаю. Вопросом повального поиска Василис Прекрасных торжественно обещаю заняться после Нового года!
– Дак ить осень на носу, самое бы время свадебку… – тихо повздыхала моя домохозяйка, но взялась за самовар. К концу третьей чашки в дверь деликатно бухнули пудовым кулаком.
– Батюшка сыскной воевода, гонцы к вам царевы с делом спешным! – деловым тоном профессионального секретаря проорал из сеней верный Митька.
– Зови. – Важно кивнув Бабе Яге, я встал с лавки поприветствовать двух стрельцов и молоденького дьяка из думского приказа. Парнишке едва ли исполнилось восемнадцать, но он изо всех сил старался выглядеть посолиднее.
– Поклон тебе, сыскной воевода!
– И вам здрасьте. Что там у государя за проблемы?
– Дело у царя к тебе спешное да неотложное…
– Ага, у нас все дела спешные… – Идти куда-либо сразу после плотного завтрака представлялось сущим самоистязанием. – Государь небось опять очередной милашке золотые серьги подарил, а какой – не помнит, просит отыскать, да?
Стрельцы ухмыльнулись в усы, а юный дьяк так покраснел, что я, сжалившись, выдвинул более пристойную версию:
– Любимого коня цыгане свистнули? Бояре в думе из-за бюджета передрались? Ключница пропала, к подвалам не подойдешь, а у государя меда сорокаградусного для излечения не хватило? Тоже нет?! Господи, да что же там у вас?.. Неужели дьяк Филимон свои мемуары за границей большим тиражом выпустил, гад?!
– Не… не это… – сбивчиво залепетал несчастный. – Царь-батюшка наш прибыть во дворец просит немедля. Дело у него тайное, военное… И спешное-е-е…
– А милиция-то здесь при чем?
– Никитушка, – тихо вмешалась Яга, – уж ты не мучай мальчонку, сделай милость – сходи. Ты ж Гороха знаешь: сей же час не придешь – он посыльных под кнут отправит. В отделении на утро вроде и дел-то нет, а ежели что, я уж тут присмотрю. Сходи, уважь старуху, не пожалей сапог. А хошь, я Митьке крикну, чтоб кобылу запрягал?
Я пожал плечами: в конце концов, почему бы и нет? К царю идти в любом случае придется. После разгрома Черной Мессы Горох оценил мои дипломатические способности и теперь частенько советовался по разным вопросам государственной политики. Не знаю уж, чего у него там «спешного-военного», но прокатиться в телеге по ветерку в принципе не так уж проблемно.
– Ладно, ребята. Возвращайтесь к начальству с чувством выполненного долга. Я буду следом, минут
Андрей Белянин
Летучий корабль
…Петушиный крик раздался как-то осторожно и приглушенно. Я уже полчаса сидел у подоконника в трусах и майке, держа под рукой два вязаных тапочка на манер австралийских бумерангов. И он, гад, знал, что я сижу в засаде… Поэтому на тын взлететь опасался, а из-за тына кукареканье не получалось таким уж душевно-забористым. Наконец он вытянул шею – ненавистная башка со свисающим набок гребешком показалась в поле моего зрения.
– Ку-ка-а-уп! – Тапок просвистел в миллиметре от распахнутого клюва.
Пернатый злодей вновь нырнул в укрытие, явно готовя повторную диверсию. Выбора нет – или я его выдрессирую, или он меня своими побудками доведет до членовредительства. За забором раздалось неуверенное кудахтанье и какая-то возня. Я выпрямился в полный рост, размахнулся от плеча и… Когда из-за тына поднялся доверчиво улыбающийся Митька с петухом в руках – метко брошенный тапок угодил ему прямо в лоб! Наглый петух мгновенно вырвался на свободу и, вспорхнув на забор, обложил своим кукареканьем нас обоих как хотел…
Утро началось несахарно…
– Никитушка, ты, что ли, встал уже, сокол ясный?
Это Яга, моя домохозяйка, одновременно и кухарка, и прачка, и уборщица, и штатный специалист, – эксперт по части криминалистики. Бабуля – бесценна, она старейший и уважаемый сотрудник нашего отделения, мы на нее Богу молимся. Снизу из-за забора вновь высунулся Митька, приветственно помахивая мне двумя подобранными тапками. Дмитрий Лобов, двухаршинный улыбчивый паренек, приставленный к отделению из соображений воспитательного плана. У себя в Подберезовке он оказался абсолютно неприспособлен к размеренному крестьянскому труду по причине немереной силы, недалекого ума и неиссякаемого творческого энтузиазма. Лично я его раз десять увольнял… Яга заступалась, лоботряса брали обратно с очередным испытательным сроком, в конце концов он у нас так и прижился. Ну а я, младший лейтенант московской милиции Никита Ивашов, как вы понимаете, осуществляю в родном Лукошкине функции начальника отделения. Почему родном? Знаете, я здесь уже полгода и первое время только и думал, как вернуться обратно в свой мир. Не то чтобы здесь так уж плохо… Милицейская служба востребована во все времена, даже при царе Горохе, тем более что царь у нас деятельный и работать при нем интересно. Но домой все же тянуло страшно. Потом одно дело, второе, третье, кражи мелкие, профилактические операции, общественно-разъяснительная деятельность, как-то отвлекся… А уж когда ухнуло памятное дело о перстне с хризопразом – тогда и стало ясно, где моя настоящая родина. Не в далекой, затерянной в будущем коммерческой Москве конца двадцатого столетия, а в небольшом городке Лукошкино, в древней полусказочной Руси, где простому народу без защиты родной милиции ну никак…
– Доброе утро, бабушка! – К завтраку я обычно спускался вниз в горницу при полном параде, только что без фуражки и кителя. В праздничных кафтанах того времени я и чувствовал себя неуютно и выглядел как Иван – кулацкий сын.
– Доброе утро, Никитушка, – приветливо улыбнулась Яга. Выпирающие желтые клыки делали ее оскал особенно запоминающимся. – А я уж сама наверх идти хотела, тебя будить. Давай-ка к столу, пока кашка гречневая на молоке да меде остыть не успела.
– Уже сел, а вы что ж?
– Да я-то старуха, я запахами из печи сыта бываю… А ты садись – кушай, моего слова слушай. Буду говорить речи важные, неказенные, небумажные. Только ты ешь-наедайся, а моего совета не чурайся…
– Бабуля, да вы ж тут прямо стихами и чешете! – искренне удивился я. – У нас что, сегодня утренник народного фольклора?
– Не сбивай, Никита! О серьезном деле с тобой говорю, потому и слова такие. Не всякому зверю берлога – кому и нора, не всякой птице болото – кому и гора. Так и не всякому молодцу – холостяцтво к лицу.
– Ум… н… упс! – Я едва не поперхнулся горячей кашей. – Бабуля, предупреждать же надо!
– А поделом тебе, ешь да не оговаривайся! – невозмутимо продолжала Яга, уставясь на меня самым строгим взглядом. – Сказано ведь, ровно голубю – без голубицы, добру коню – без кобылицы, так и храброму молодцу без души-девицы не житье – срам один!
– Между прочим, в законодательстве некоторых стран подобные провокационные разговоры могут классифицироваться как давление на сотрудника правоохранительных органов.
– Никитушка, милый, да не давлю я на тебя, не давлю! А только люди говорят всякое… Дескать, что-то, видать, не так у нашего участкового – в церковь не ходит, на красных девок не заглядывается, с дружками не бражничает, по праздникам забавами молодецкими не тешится.
Андрей Белянин
Летучий корабль
…Петушиный крик раздался как-то осторожно и приглушенно. Я уже полчаса сидел у подоконника в трусах и майке, держа под рукой два вязаных тапочка на манер австралийских бумерангов. И он, гад, знал, что я сижу в засаде… Поэтому на тын взлететь опасался, а из-за тына кукареканье не получалось таким уж душевно-забористым. Наконец он вытянул шею – ненавистная башка со свисающим набок гребешком показалась в поле моего зрения.
– Ку-ка-а-уп! – Тапок просвистел в миллиметре от распахнутого клюва.
Пернатый злодей вновь нырнул в укрытие, явно готовя повторную диверсию. Выбора нет – или я его выдрессирую, или он меня своими побудками доведет до членовредительства. За забором раздалось неуверенное кудахтанье и какая-то возня. Я выпрямился в полный рост, размахнулся от плеча и… Когда из-за тына поднялся доверчиво улыбающийся Митька с петухом в руках – метко брошенный тапок угодил ему прямо в лоб! Наглый петух мгновенно вырвался на свободу и, вспорхнув на забор, обложил своим кукареканьем нас обоих как хотел…
Утро началось несахарно…
– Никитушка, ты, что ли, встал уже, сокол ясный?
Это Яга, моя домохозяйка, одновременно и кухарка, и прачка, и уборщица, и штатный специалист, – эксперт по части криминалистики. Бабуля – бесценна, она старейший и уважаемый сотрудник нашего отделения, мы на нее Богу молимся. Снизу из-за забора вновь высунулся Митька, приветственно помахивая мне двумя подобранными тапками. Дмитрий Лобов, двухаршинный улыбчивый паренек, приставленный к отделению из соображений воспитательного плана. У себя в Подберезовке он оказался абсолютно неприспособлен к размеренному крестьянскому труду по причине немереной силы, недалекого ума и неиссякаемого творческого энтузиазма. Лично я его раз десять увольнял… Яга заступалась, лоботряса брали обратно с очередным испытательным сроком, в конце концов он у нас так и прижился. Ну а я, младший лейтенант московской милиции Никита Ивашов, как вы понимаете, осуществляю в родном Лукошкине функции начальника отделения. Почему родном? Знаете, я здесь уже полгода и первое время только и думал, как вернуться обратно в свой мир. Не то чтобы здесь так уж плохо… Милицейская служба востребована во все времена, даже при царе Горохе, тем более что царь у нас деятельный и работать при нем интересно. Но домой все же тянуло страшно. Потом одно дело, второе, третье, кражи мелкие, профилактические операции, общественно-разъяснительная деятельность, как-то отвлекся… А уж когда ухнуло памятное дело о перстне с хризопразом – тогда и стало ясно, где моя настоящая родина. Не в далекой, затерянной в будущем коммерческой Москве конца двадцатого столетия, а в небольшом городке Лукошкино, в древней полусказочной Руси, где простому народу без защиты родной милиции ну никак…
– Доброе утро, бабушка! – К завтраку я обычно спускался вниз в горницу при полном параде, только что без фуражки и кителя. В праздничных кафтанах того времени я и чувствовал себя неуютно и выглядел как Иван – кулацкий сын.
– Доброе утро, Никитушка, – приветливо улыбнулась Яга. Выпирающие желтые клыки делали ее оскал особенно запоминающимся. – А я уж сама наверх идти хотела, тебя будить. Давай-ка к столу, пока кашка гречневая на молоке да меде остыть не успела.
– Уже сел, а вы что ж?
– Да я-то старуха, я запахами из печи сыта бываю… А ты садись – кушай, моего слова слушай. Буду говорить речи важные, неказенные, небумажные. Только ты ешь-наедайся, а моего совета не чурайся…
– Бабуля, да вы ж тут прямо стихами и чешете! – искренне удивился я. – У нас что, сегодня утренник народного фольклора?
– Не сбивай, Никита! О серьезном деле с тобой говорю, потому и слова такие. Не всякому зверю берлога – кому и нора, не всякой птице болото – кому и гора. Так и не всякому молодцу – холостяцтво к лицу.
– Ум… н… упс! – Я едва не поперхнулся горячей кашей. – Бабуля, предупреждать же надо!
– А поделом тебе, ешь да не оговаривайся! – невозмутимо продолжала Яга, уставясь на меня самым строгим взглядом. – Сказано ведь, ровно голубю – без голубицы, добру коню – без кобылицы, так и храброму молодцу без души-девицы не житье – срам один!
– Между прочим, в законодательстве некоторых стран подобные провокационные разговоры могут классифицироваться как давление на сотрудника правоохранительных органов.
– Никитушка, милый, да не давлю я на тебя, не давлю! А только люди говорят всякое… Дескать, что-то, видать, не так у нашего участкового – в церковь не ходит, на красных девок не заглядывается, с дружками не бражничает, по праздникам забавами молодецкими не тешится.
– Знаю я их забавы – кулачные бои стенка на стенку да за сапогами на столб лазить! Бабуль, ну вы представляете, чтоб работник милиции ради забавы молодецкой по воскресеньям народу носы квасил?! И в церковь я хожу! Два раза ходил уже… Беседовал с отцом Кондратом по поводу пьянок в его церковном хоре. А насчет бражничанья… так нас Горох на той неделе, помните, как накачал? Я ж верхом на Митьке до отделения добирался, благо, он как поддаст – милицейскую сирену очень уж старательно изображает. Чем я им еще не угодил?
– Про девок красных забыл…
– Это сестры Малаховы с соседней улицы? Эти – красные, слов нет! Каждый вечер фланируют строем под окнами отделения, семечки плюют на метр против ветра, а у самих лица такие кра-а-асные…
– Так то румянец девичий, от смущения, – доходчиво пояснила Яга, но я был непреклонен:
– Бабуля, давайте прекратим прения и дружно перейдем к чаю. Вопросом повального поиска Василис Прекрасных торжественно обещаю заняться после Нового года!
– Дак ить осень на носу, самое бы время свадебку… – тихо повздыхала моя домохозяйка, но взялась за самовар. К концу третьей чашки в дверь деликатно бухнули пудовым кулаком.
– Батюшка сыскной воевода, гонцы к вам царевы с делом спешным! – деловым тоном профессионального секретаря проорал из сеней верный Митька.
– Зови. – Важно кивнув Бабе Яге, я встал с лавки поприветствовать двух стрельцов и молоденького дьяка из думского приказа. Парнишке едва ли исполнилось восемнадцать, но он изо всех сил старался выглядеть посолиднее.
– Поклон тебе, сыскной воевода!
– И вам здрасьте. Что там у государя за проблемы?
– Дело у царя к тебе спешное да неотложное…
– Ага, у нас все дела спешные… – Идти куда-либо сразу после плотного завтрака представлялось сущим самоистязанием. – Государь небось опять очередной милашке золотые серьги подарил, а какой – не помнит, просит отыскать, да?
Стрельцы ухмыльнулись в усы, а юный дьяк так покраснел, что я, сжалившись, выдвинул более пристойную версию:
– Любимого коня цыгане свистнули? Бояре в думе из-за бюджета передрались? Ключница пропала, к подвалам не подойдешь, а у государя меда сорокаградусного для излечения не хватило? Тоже нет?! Господи, да что же там у вас?.. Неужели дьяк Филимон свои мемуары за границей большим тиражом выпустил, гад?!
– Не… не это… – сбивчиво залепетал несчастный. – Царь-батюшка наш прибыть во дворец просит немедля. Дело у него тайное, военное… И спешное-е-е…
– А милиция-то здесь при чем?
– Никитушка, – тихо вмешалась Яга, – уж ты не мучай мальчонку, сделай милость – сходи. Ты ж Гороха знаешь: сей же час не придешь – он посыльных под кнут отправит. В отделении на утро вроде и дел-то нет, а ежели что, я уж тут присмотрю. Сходи, уважь старуху, не пожалей сапог. А хошь, я Митьке крикну, чтоб кобылу запрягал?
Я пожал плечами: в конце концов, почему бы и нет? К царю идти в любом случае придется. После разгрома Черной Мессы Горох оценил мои дипломатические способности и теперь частенько советовался по разным вопросам государственной политики. Не знаю уж, чего у него там «спешного-военного», но прокатиться в телеге по ветерку в принципе не так уж проблемно.
– Ладно, ребята. Возвращайтесь к начальству с чувством выполненного долга. Я буду следом, минут через пятнадцать. Оркестр к подъезду можете не подавать.
…Петушиный крик раздался как‑то осторожно и приглушенно. Я уже полчаса сидел у подоконника в трусах и майке, держа под рукой два вязаных тапочка на манер австралийских бумерангов. И он, гад, знал, что я сижу в засаде… Поэтому на тын взлететь опасался, а из‑за тына кукареканье не получалось таким уж душевно‑забористым. Наконец он вытянул шею - ненавистная башка со свисающим набок гребешком показалась в поле моего зрения.
Ку‑ка‑а‑уп! - Тапок просвистел в миллиметре от распахнутого клюва.
Пернатый злодей вновь нырнул в укрытие, явно готовя повторную диверсию. Выбора нет - или я его выдрессирую, или он меня своими побудками доведет до членовредительства. За забором раздалось неуверенное кудахтанье и какая‑то возня. Я выпрямился в полный рост, размахнулся от плеча и… Когда из‑за тына поднялся доверчиво улыбающийся Митька с петухом в руках - метко брошенный тапок угодил ему прямо в лоб! Наглый петух мгновенно вырвался на свободу и, вспорхнув на забор, обложил своим кукареканьем нас обоих как хотел…
Утро началось несахарно…
Никитушка, ты, что ли, встал уже, сокол ясный?
Это Яга, моя домохозяйка, одновременно и кухарка, и прачка, и уборщица, и штатный специалист, - эксперт по части криминалистики. Бабуля - бесценна, она старейший и уважаемый сотрудник нашего отделения, мы на нее Богу молимся. Снизу из‑за забора вновь высунулся Митька, приветственно помахивая мне двумя подобранными тапками. Дмитрий Лобов, двухаршинный улыбчивый паренек, приставленный к отделению из соображений воспитательного плана. У себя в Подберезовке он оказался абсолютно неприспособлен к размеренному крестьянскому труду по причине немереной силы, недалекого ума и неиссякаемого творческого энтузиазма. Лично я его раз десять увольнял… Яга заступалась, лоботряса брали обратно с очередным испытательным сроком, в конце концов он у нас так и прижился. Ну а я, младший лейтенант московской милиции Никита Ивашов, как вы понимаете, осуществляю в родном Лукошкине функции начальника отделения. Почему родном? Знаете, я здесь уже полгода и первое время только и думал, как вернуться обратно в свой мир. Не то чтобы здесь так уж плохо… Милицейская служба востребована во все времена, даже при царе Горохе, тем более что царь у нас деятельный и работать при нем интересно. Но домой все же тянуло страшно. Потом одно дело, второе, третье, кражи мелкие, профилактические операции, общественно‑разъяснительная деятельность, как‑то отвлекся… А уж когда ухнуло памятное дело о перстне с хризопразом - тогда и стало ясно, где моя настоящая родина. Не в далекой, затерянной в будущем коммерческой Москве конца двадцатого столетия, а в небольшом городке Лукошкино, в древней полусказочной Руси, где простому народу без защиты родной милиции ну никак…
Доброе утро, бабушка! - К завтраку я обычно спускался вниз в горницу при полном параде, только что без фуражки и кителя. В праздничных кафтанах того времени я и чувствовал себя неуютно и выглядел как Иван - кулацкий сын.
Доброе утро, Никитушка, - приветливо улыбнулась Яга. Выпирающие желтые клыки делали ее оскал особенно запоминающимся. - А я уж сама наверх идти хотела, тебя будить. Давай‑ка к столу, пока кашка гречневая на молоке да меде остыть не успела.
Уже сел, а вы что ж?
Да я‑то старуха, я запахами из печи сыта бываю… А ты садись - кушай, моего слова слушай. Буду говорить речи важные, неказенные, небумажные. Только ты ешь‑наедайся, а моего совета не чурайся…
Бабуля, да вы ж тут прямо стихами и чешете! - искренне удивился я.
Андрей Белянин
Летучий корабль
…Петушиный крик раздался как-то осторожно и приглушенно. Я уже полчаса сидел у подоконника в трусах и майке, держа под рукой два вязаных тапочка на манер австралийских бумерангов. И он, гад, знал, что я сижу в засаде… Поэтому на тын взлететь опасался, а из-за тына кукареканье не получалось таким уж душевно-забористым. Наконец он вытянул шею – ненавистная башка со свисающим набок гребешком показалась в поле моего зрения.
– Ку-ка-а-уп! – Тапок просвистел в миллиметре от распахнутого клюва.
Пернатый злодей вновь нырнул в укрытие, явно готовя повторную диверсию. Выбора нет – или я его выдрессирую, или он меня своими побудками доведет до членовредительства. За забором раздалось неуверенное кудахтанье и какая-то возня. Я выпрямился в полный рост, размахнулся от плеча и… Когда из-за тына поднялся доверчиво улыбающийся Митька с петухом в руках – метко брошенный тапок угодил ему прямо в лоб! Наглый петух мгновенно вырвался на свободу и, вспорхнув на забор, обложил своим кукареканьем нас обоих как хотел…
Утро началось несахарно…
– Никитушка, ты, что ли, встал уже, сокол ясный?
Это Яга, моя домохозяйка, одновременно и кухарка, и прачка, и уборщица, и штатный специалист, – эксперт по части криминалистики. Бабуля – бесценна, она старейший и уважаемый сотрудник нашего отделения, мы на нее Богу молимся. Снизу из-за забора вновь высунулся Митька, приветственно помахивая мне двумя подобранными тапками. Дмитрий Лобов, двухаршинный улыбчивый паренек, приставленный к отделению из соображений воспитательного плана. У себя в Подберезовке он оказался абсолютно неприспособлен к размеренному крестьянскому труду по причине немереной силы, недалекого ума и неиссякаемого творческого энтузиазма. Лично я его раз десять увольнял… Яга заступалась, лоботряса брали обратно с очередным испытательным сроком, в конце концов он у нас так и прижился. Ну а я, младший лейтенант московской милиции Никита Ивашов, как вы понимаете, осуществляю в родном Лукошкине функции начальника отделения. Почему родном? Знаете, я здесь уже полгода и первое время только и думал, как вернуться обратно в свой мир. Не то чтобы здесь так уж плохо… Милицейская служба востребована во все времена, даже при царе Горохе, тем более что царь у нас деятельный и работать при нем интересно. Но домой все же тянуло страшно. Потом одно дело, второе, третье, кражи мелкие, профилактические операции, общественно-разъяснительная деятельность, как-то отвлекся… А уж когда ухнуло памятное дело о перстне с хризопразом – тогда и стало ясно, где моя настоящая родина. Не в далекой, затерянной в будущем коммерческой Москве конца двадцатого столетия, а в небольшом городке Лукошкино, в древней полусказочной Руси, где простому народу без защиты родной милиции ну никак…
– Доброе утро, бабушка! – К завтраку я обычно спускался вниз в горницу при полном параде, только что без фуражки и кителя. В праздничных кафтанах того времени я и чувствовал себя неуютно и выглядел как Иван – кулацкий сын.
– Доброе утро, Никитушка, – приветливо улыбнулась Яга. Выпирающие желтые клыки делали ее оскал особенно запоминающимся. – А я уж сама наверх идти хотела, тебя будить. Давай-ка к столу, пока кашка гречневая на молоке да меде остыть не успела.
– Уже сел, а вы что ж?
– Да я-то старуха, я запахами из печи сыта бываю… А ты садись – кушай, моего слова слушай. Буду говорить речи важные, неказенные, небумажные. Только ты ешь-наедайся, а моего совета не чурайся…
– Бабуля, да вы ж тут прямо стихами и чешете! – искренне удивился я. – У нас что, сегодня утренник народного фольклора?
– Не сбивай, Никита! О серьезном деле с тобой говорю, потому и слова такие. Не всякому зверю берлога – кому и нора, не всякой птице болото – кому и гора. Так и не всякому молодцу – холостяцтво к лицу.
– Ум… н… упс! – Я едва не поперхнулся горячей кашей. – Бабуля, предупреждать же надо!
– А поделом тебе, ешь да не оговаривайся! – невозмутимо продолжала Яга, уставясь на меня самым строгим взглядом. – Сказано ведь, ровно голубю – без голубицы, добру коню – без кобылицы, так и храброму молодцу без души-девицы не житье – срам один!
– Между прочим, в законодательстве некоторых стран подобные провокационные разговоры могут классифицироваться как давление на сотрудника правоохранительных органов.
– Никитушка, милый, да не давлю я на тебя, не давлю! А только люди говорят всякое… Дескать, что-то, видать, не так у нашего участкового – в церковь не ходит, на красных девок не заглядывается, с дружками не бражничает, по праздникам забавами молодецкими не тешится.
– Знаю я их забавы – кулачные бои стенка на стенку да за сапогами на столб лазить! Бабуль, ну вы представляете, чтоб работник милиции ради забавы молодецкой по воскресеньям народу носы квасил?! И в церковь я хожу! Два раза ходил уже… Беседовал с отцом Кондратом по поводу пьянок в его церковном хоре. А насчет бражничанья… так нас Горох на той неделе, помните, как накачал? Я ж верхом на Митьке до отделения добирался, благо, он как поддаст – милицейскую сирену очень уж старательно изображает. Чем я им еще не угодил?
– Про девок красных забыл…
– Это сестры Малаховы с соседней улицы? Эти – красные, слов нет! Каждый вечер фланируют строем под окнами отделения, семечки плюют на метр против ветра, а у самих лица такие кра-а-асные…
– Так то румянец девичий, от смущения, – доходчиво пояснила Яга, но я был непреклонен:
– Бабуля, давайте прекратим прения и дружно перейдем к чаю. Вопросом повального поиска Василис Прекрасных торжественно обещаю заняться после Нового года!
– Дак ить осень на носу, самое бы время свадебку… – тихо повздыхала моя домохозяйка, но взялась за самовар. К концу третьей чашки в дверь деликатно бухнули пудовым кулаком.
– Батюшка сыскной воевода, гонцы к вам царевы с делом спешным! – деловым тоном профессионального секретаря проорал из сеней верный Митька.
– Зови. – Важно кивнув Бабе Яге, я встал с лавки поприветствовать двух стрельцов и молоденького дьяка из думского приказа. Парнишке едва ли исполнилось восемнадцать, но он изо всех сил старался выглядеть посолиднее.
– Поклон тебе, сыскной воевода!
– И вам здрасьте. Что там у государя за проблемы?
– Дело у царя к тебе спешное да неотложное…
– Ага, у нас все дела спешные… – Идти куда-либо сразу после плотного завтрака представлялось сущим самоистязанием. – Государь небось опять очередной милашке золотые серьги подарил, а какой – не помнит, просит отыскать, да?
Стрельцы ухмыльнулись в усы, а юный дьяк так покраснел, что я, сжалившись, выдвинул более пристойную версию:
– Любимого коня цыгане свистнули? Бояре в думе из-за бюджета передрались? Ключница пропала, к подвалам не подойдешь, а у государя меда сорокаградусного для излечения не хватило? Тоже нет?! Господи, да что же там у вас?… Неужели дьяк Филимон свои мемуары за границей большим тиражом выпустил, гад?!
– Не… не это… – сбивчиво залепетал несчастный. – Царь-батюшка наш прибыть во дворец просит немедля. Дело у него тайное, военное… И спешное-е-е…
– А милиция-то здесь при чем?
– Никитушка, – тихо вмешалась Яга, – уж ты не мучай мальчонку, сделай милость – сходи. Ты ж Гороха знаешь: сей же час не придешь – он посыльных под кнут отправит. В отделении на утро вроде и дел-то нет, а ежели что, я уж тут присмотрю. Сходи, уважь старуху, не пожалей сапог. А хошь, я Митьке крикну, чтоб кобылу запрягал?
Я пожал плечами: в конце концов, почему бы и нет? К царю идти в любом случае придется. После разгрома Черной Мессы Горох оценил мои дипломатические способности и теперь частенько советовался по разным вопросам государственной политики. Не знаю уж, чего у него там «спешного-военного», но прокатиться в телеге по ветерку в принципе не так уж проблемно.
– Ладно, ребята. Возвращайтесь к начальству с чувством выполненного долга. Я буду следом, минут через пятнадцать. Оркестр к подъезду можете не подавать.
Кто бы знал, к каким серьезным последствиям приведет меня это дело… А начиналось все, как видите, буднично…
Конец августа. Еще очень тепло, и воздух напоен ароматами Яблочного Спаса. Крестьяне свозят в столицу урожай, уродились богатые хлеба, жизнь кажется щедрой и сытной, а думать о росте преступности нет ни малейшего желания. Хотя и надо бы… По некоторым сведениям, в Лукошкине сейчас участились случаи мошенничества и тайного грабежа. Ходят слухи о карточных притонах, и неоднократно в отделение захаживали смущенные мужики с просьбой вернуть пропавшие деньги. Пили, дескать, грешным делом, да не вспомнят, где и с кем. В себя приходили на каком-нибудь пустыре, в бурьяне, естественно, без гроша. А некоторые так вообще в одних подштанниках… Ругаешь их, дураков, но и воров тоже ловить надо. Не нравится мне эта мафия шоу-бизнеса местного разлива, пора браться за них всерьез…